Гостем Средиземномайского рок-фестиваля на Кипре станет группа «Белуха Джем». Она создана в Горном Алтае – одном из самых удивительных мест не только России, но и мира. Основатель и лидер группы, исполнитель горлового пения Алексей Чичаков рассказал о себе, о Белухе, и о том, куда его уносит музыка из любой точки мира.
– Алексей, как давно вы стали музыкантом? С чего все началось?
– С восьмого класса, когда впервые взял в руки гитару, тогда все и началось. Я увидел, как человек играет на гитаре, аккомпанирует себе и поет, это меня заворожило. Я захотел научиться, взял в руки гитару и понял, что это мое.
– В школе вы играли в группе?
– Какие-то были группы, названий не помню. В 2005 году я закончил Алтайский институт искусств и культуры в Барнауле (АГИИК) отделение театральной режиссуры, и когда вернулся на родину сразу организовалась группа «Белуха Джем». У группы два состава. Акустический – это скрипачка из Барнаула Алина Батыгина и Александр Самодум из Москвы, он играет на арфа-гитаре. Этим составом мы в основном гастролируем по России. А на Кипре мы будем выступать в электрическом составе – Андрей Скляров, Олег Зенков и я. Это «Белуха Джем» в стиле этно-рок. У группы разные состав и материал, но в конечном итоге пришло все к этнической корневой теме – то, что я и пропагандирую сейчас.
– Вы учились на театрального режиссера. Почему музыка перетянула?
– С восьми лет я понял, что гитара – это мое. Сочинял музыку, позже стал писать песни. Гитара была всегда со мной. Я знал, что буду всю жизнь заниматься музыкой, и неважно, какое получу образование. Это призвание – так я понял, почувствовал, так и произошло.
– Почему ваша группа называется «Белуха Джем»?
– Место, где я живу, Усть-Коксинский район, Уймонская долина, как раз расположено у подножия горы Уч-Сумер, Кадын-Бажы, по-русски означает «белуха». Если подняться от моего дома чуть в гору, то можно увидеть Белуху. Ее энергетика всегда присутствует, это священная гора для алтайцев, в том числе и для меня. А «джем» – это на музыкальном сленге «импровизация». Я объединил место, где живу, и импровизацию – то, что всегда со мной.
– Вы поднимались на Белуху?
– Год назад мы с семьей ходили в поход. Нам, алтайцам, на саму Белуху подниматься нельзя, а к подножию можно. Мы дошли до Аккемского озера, я впервые посетил эти святые места. Было чувство трепета, огромной мощи и энергии, которая исходит от этой горы, и уважения.
– А почему вам нельзя на вершину?
– У всех народов есть традиции. Родители говорят – нельзя. Так и бабушка говорила нам: «Алтайскому народу на гору нельзя ступать». И все.
– На каких инструментах вы играете?
– Национальные – топшур, спутник кайчи (длясказителей и исполнителей горлового пения), окарины (глиняная дудка), шоор (флейта) и, конечно, всегда со мной комуз (варган) и гитара.
– А на чем сложнее всего оказалось учиться?
– Я до сих пор учусь играть на всем. А самый сложный инструмент – это человеческий голос, самый огромный и самый богатый инструмент. Извлечение горлового пения, разных полифонических звуков – этому пришлось долго учиться. У меня прадедушка был целителем, горловиком, играл на комузе. Это переходит из поколения в поколение. Я об узнал только когда начал заниматься горловым пением, исполнять кай, тексты благопожеланий. Бабушка, когда впервые услышала мое горловое пение, сразу сказал: «Это мой отец. Ты поешь, как мой отец».
– Что вы почувствовали при этих словах?
– Конечно, я почувствовал связь. У меня появилось и до сих пор остается чувство большой ответственности. Мой долг – пронести это дальше и передать своим детям и внукам.
– Как вы начали осваивать горловое пение?
– Я еще учился в школе, когда к нам приезжал Болот Байрышев с концертом. Он тогда был в начале пути, но уже звезда. Мы, дети, слушали его, было интересно. Я не думал, что буду этим заниматься, но корни взяли свое.
Потом, после института, в Доме культуры Усть-Коксинского района я познакомился с Болотом Байрышевым поближе. Это, думаю, была неслучайная встреча. Я тогда покупал домашнюю студию звукозаписи и рассказывал ему, что буду записывать музыку.
В то время я сочинял песни на русском языке в европейском стиле. Начало мое было западное – Pink Floyd, The Beatles, Джими Хендрикс. На этом я учился и рос, но вскоре понял, что в нашей корневой музыке есть огромное богатство…
Когда записывал свой первый альбом, я пригласил Болота к себе в студию. Он не отказал, увидел, наверное, во мне какую-то искру. Мы сделали вместе одну песню, в 2008 году записали альбом, в 2009 году состоялись презентация альбома и первое совместное выступление на большой сцене. С тех пор мы уже не расстаемся. Болот приглашал меня на свои концерты, и я начал постепенно осваивать горловое пение.
Первый раз у меня получилось на записи Аржана Тибирекова, нашего алтайского кайчи, которого, к сожалению, уже нет в живых. Я услышал его пение, и что-то внутри меня родилось, как я говорю, подключило к земле. Я попробовал, и у меня получился мой звук. В последующем я учился, выступая вместе с Болотом Байрышевым и перенимая его опыт.
– Что вы чувствуете физически, когда исполняете горловое пение? Что происходит со связками?
– Технически это, наверное, можно пересказать, математикой можно все измерить. Но я думаю, что это глубже. Кай, наше пение, – это корни, земля Алтая говорит через нас, а мы являемся только посредниками. Энергия Алтая, красота рек, гор – все выражается в пении.
Когда ты пробуешь издавать первые звуки, сначала это приносит боль – горло перестраивается. Например, если взять электрогитару и провести по струнам медиатором, то это чистый звук, а если воспользоваться педалью овердрафт, гитара начинает скрежетать. Вот это примерно то же самое. Перегруз, перегруженный звук – для меня такое ощущение, если говорить на музыкальном сленге.
– Какие возникают чувства во время пения?
– У меня есть огромное чувство ответственности перед предками, собой и зрителями, которые меня слушают. Хочется направить энергию в правильное русло, чтобы это были созидающие и исцеляющие звуки. Для меня это ощущение свободы и некоего перемещения, полета. Где бы я ни находился, во время пения я мысленно переношусь на Алтай, к духам гор. Перед глазами возникают картины Алтая, местные эпосы, образы богатырей-защитников, лес, священный ручей Аржан-Суу, горы, ветер. Что-то такое… Или Белуха.
– Вы сказали «исцеляющие звуки». Прежде исполнители горлового пения еще и врачевали. Вы пробовали лечить музыкой?
– Это закрытая тема, об этом в интервью не говорится. Так скажу: после концертов некоторые люди подходят, благодарят и спрашивают, почему с ними такое происходит? Например, такой случай: у женщины болела нога, отчего она хромала, а через день после концерта она подошла ко мне и рассказала, что, когда слушала пение, у нее внутри произошла некоторая вибрация, кружилась голова, а когда она возвращалась домой вдруг поняла, что не хромает. Горловое пение гармонизирует пространство. Это вибрации, человек в определенном состоянии чувствует их, и они действуют на него. Есть такой феномен. В Германии воздействие горлового пения на человека изучают ученые.
– А сами себя лечите? Бывает, что болит что-то, спел и прошло?
– В фильме «Сталкер» у героя спрашивают, не хотел ли он воспользоваться комнаткой, где исполняются желания? А он ответил, что сталкеру нельзя использовать это для своих целей. Так и мы. Нужно нести это людям, а самому об этом не надо даже думать. Надо делать свое дело и, если будешь делать правильно, все будет хорошо.
– А что для Европы горловое пение?
– Когда начинал Болот Байрышев, он и его голос были для европейской публики как из другого измерения – открытием, чем-то нереальным. Сейчас, конечно, зритель насытился. Предложение горлового пения есть – тувинское, монгольское, бурятское, даже китайцы. Мало кого можно этим удивить. Но! Каждый стиль индивидуален. Алтайское горловое пение более глубокое, низкое. Наша визитная карточка – низкое горловое монотонное пение, исполнение эпосов. На современной сцене мы используем разные инструменты и цифровые эффекты, привносим что-то, чтобы современному слушателю было интересно.
– Вы исполняете только классические эпосы или есть желание создать свой эпос?
– И я, и Болот пишем новые песни на русском и на алтайском. Но что касается эпосов… Главная задача – сохранить, не потерять то, что уже есть. Думаю, будут и новые эпосы, и есть такие кайчи, их по пальцам можно сосчитать, которые могут это делать, и вскоре мы об этом узнаем. Эпосы – устное творчество, которое передается из уст в уста.
Поэтому много эпосов утерялось, не успели записать. Калкин, Савдин, наши Гомеры, к ним приезжали, писали их на магнитофоны. И хорошо, что записали. То, что до нас дошло, – это наше богатство.
Но мы поем не только эпосы и авторские песни. Еще я пою алкыш, тексты благопожеланий – это древняя форма. Это основная часть моего творчества. Иногда использую данар кожон – традиционная алтайская обрядовая песня.
– А что вы хотели бы пожелать жителям Кипра?
– Пусть приходят на концерт, почувствуют ту атмосферу, которую мы постараемся создать, погрузить и перенести их вместе с собой на Алтай. Это будет хорошее связующее звено между Европой и Горным Алтаем…
Беседовал Сергей Тепляков
Источник: kiprinform.com
